Юрий Беляев – артист универсальный: играл и белых офицеров, и простых мужиков, и священников, и героев-­любовников. При этом популярнейший актер в кинематографических кругах пользуется репутацией «непростого» человека, в суждениях часто резок, а на неизбежный вопрос о семье отвечает односложно: «Моя личная жизнь никого не касается». Такая закрытость, возможно, объясняется тем, что артист совершенно чужд всего, что ассоциируется с понятием «звезда экрана».

– Юрий Викторович, как артист вы всегда на виду, а о Беляеве-человеке не известно почти ничего. Расскажите, каким было ваше детство.

– Я рос как обычный советский ребенок, предоставленный самому себе. В пятом классе начались сложности со школой. Учиться я «полюбил» настолько, что вместо 10 лет пробыл за партой 12.

– Чем же вы занимались?

– Лоботрясничал, шлялся во дворе. Участвовал в драках, когда район ходил на район. И считал все это нормальным, пока сам не попал под кастет.

– Такая была серьезная травма?

– На сломанный нос мой посмотрите... Получил сильнейшее сотрясение, ну и «потоптали» прилично.

– Значит, вас улица «воспитывала»?

– Двор в мои времена имел колоссальное значение. Это была очень мощная, агрессивная, но в то же время интересная среда. Там жили инвалиды войны, вернувшиеся по амнистии уголовники, разные странные люди без определенного рода занятий, иногда почти юродивые, но яркие и авторитетные, имеющие необычайное влияние на нас, подростков. Многих из них я запомнил на всю жизнь.

– Могли повторить судьбу некоторых ваших криминальных персонажей?

– Вполне. Я не был вором, не грабил квартиры, но я дружил с теми, кто этим занимался. От тюрьмы только случай спас. Потому что я был способен на поступки и при этом никогда не думал о последствиях. Плюс бурный отроческий темперамент, остро требующий выхода. Слава Богу, я попал на станцию юных техников, затем в кружок авиамоделирования. Ну а потом в моей жизни случился балетный коллектив...

– Невероятно! Вы занимались балетом?!

– Да! Случайно зашел туда с товарищем. И не ищите в этом чего­-то сознательного, я себя воспринимаю исключительно как щепку в весеннем ручейке. И бессознательное болтание на поверхности меня преследует до сих пор. Это был самодеятельный народный балетный театр. Хорошо помню изнуряющие занятия у станка и что первый раз вышел на сцену в балете под названием «Шурале». Мне все это очень нравилось.

– Что помешало сделать карьеру?

– Всполошились родители. Мальчик в белых колготах на сцене – это было нарушением всех норм поведения в том кругу, в котором я родился и жил. Равносильно перемене ориентации. Был страшный скандал, и меня «изъяли» из кружка. А потом я попал на репетицию в молодежный театр и окончательно заболел сценой.

– Это правда, что перед поступлением в театральный вы работали дворником, кололи лед на Арбате?

– Колол лед я, уже учась в Щукинском училище. А до этого четыре раза поступал.

– Упорства вам не занимать.

– Театр – это же такая зараза! Чума! Я к тому времени настолько сильно был инфицирован этой бациллой, что другого пути для себя просто не видел. Помню, после очередного прослушивания зашел в мужской туалет и с силой разжимал себе пальцы на руках – они были сведены судорогой, сине­-зеленого цвета. Настолько сильно было волнение. И снова срезался. Потом через три года службы в армии я опять поступал и опять проваливался. А когда преподаватели, видя мое отчаянное упорство, все же взяли, я был настолько выжжен изнутри, что даже не испытал радости от того, что моя мечта сбылась. И потом в течение четырех лет пытался уйти из института. Все оказалось не так интересно. Рутинно.

– Вы же были очарованы профессией...

– Скорее я был очарован иллюзиями о профессии, которые быстро развеялись. После окончания вуза я попал в легендарную «Таганку», но за 33 года службы в ней там не было поставлено ни одного спектакля под артиста Беляева.

– Кино стало отдушиной?

– Да, кинематограф очень помог в том, что называется творческой реализацией. Прихожу на съемочную площадку, и все вертится вокруг меня. Я – главный. Крупный план, умение работать с партнером, с камерой, умение раскрыться, когда все мешает, и так далее. Это все расширяло мои исполнительские возможности и доходы, конечно.

– А слава?

– Эта капризная госпожа настигла меня совсем недавно, после выхода сериала «Кремлевские курсанты», а до этого на улицах меня никто не узнавал.

– Верится с трудом. На интернетовских форумах поклонницы вас возносят до небес: «брутальный мужчина», «умираю, как хорош»...

– Что­-то я ни одну умершую по поводу артиста Беляева девушку не встречал. И вообще я не ухаживаю за этой частью своей профессии. У меня нет пиар-­менеджера, сайта, я равнодушен к тому, что пишут обо мне в прессе. Наверное, у меня спящее самолюбие. Меня интересует контакт с одним-единственным человеком – с режиссером.

– Что за история с Питером Гринуэем? Говорят, знаменитый англичанин звал сниматься в своей новой картине, а вы отказались...

– Отказался. Мы встречались несколько раз, и он мне очень понравился, значительно больше, чем его фильмы. Показался интересным человеком, со своей тайной, хорошей провокационностью, способностью увлекаться. Он не давал читать сценарий. Это было его обязательным условием. Когда же я случайно узнал, что мне надо будет играть шахматного мафиози, насилующего племянницу Сталина, я понял, что этого делать не буду. Только это не надо воспринимать как какое-то геройство. Я знаю несколько человек, отказавшихся работать с ним. Да тот же Саша Балуев – он вообще не хочет работать в Голливуде. Потому что то, что предлагается русским артистам, играть стыдно.

– А вообще часто приходится отказываться от ролей?

– Бывает. В последнее время стараюсь не играть больных неизлечимыми болезнями, людей умирающих и персонажей с явно отрицательным содержанием.

– В одном из интервью вы говорили, что вы актер, потому что больше ничего другого делать не умеете. Неужели правда?

– Абсолютная.

– Вы же работали руками...

– Дворник – это не профессия. Хотя я был хорошим дворником. Вставал в пять утра, делал все быстро, качественно. Сейчас дворники понятия не имеют, что такое поправка на ветер, наклон дороги, как рассчитать длину ручки у лопаты, какой нужен противовес, как размачивать метлы, чтобы они не стирались... Там ведь есть свои хитрости.

– Вы о семье никогда не говорите ни слова. Это ваша принципиальная позиция?

– Это моя личная жизнь. Она никого не касается. Могу сказать, что у меня были три попытки создания семьи и трое детей от двух браков.

– Вы заботливый муж, отец?

– Я невыдержанный отец – это один из главных моих грехов, в которых каюсь на исповеди. Постоянно прошу Господа помочь мне быть не таким психованным... Так что сказать про себя «я такой хороший семьянин, я так шикарно делаю пельмени» я не могу.

– Если не секрет, нынешняя супруга – актриса?

– Нет­-нет-нет! Я с осторожностью отношусь к актерским семьям. Она менеджер в области культуры.

 НАША СПРАВКА

Родился 28 августа 1947 года в селе Полтавка Омской области в семье служащих. Впоследствии семья переехала в Ступино. В 1975 году окончил театральное училище имени Щукина и стал актёром Московского театра на Таганке. Лауреат Государственной премии СССР 1991 года за роль в фильме «Слуга». Лауреат Премии Службы внешней разведки Российской Федерации за роль Рудольфа Абеля в фильме «Правительство США против Рудольфа Абеля». В фильмографии более 60 работ. Самые известные: «Порох», «Единожды солгав», «Дело Сухово-Кобылина», «Графиня де Монсоро», «Семейные тайны», «Львиная доля», «Учитель в законе».

Ольга КРЫЛОВА